Пустельга

Заметки о природе

 

 Краткое описание наблюдений за животными, птицами и растительным миром, мысли вслух.

 

 

Очевидное и невероятное

 

 

 Беспрерывные дожди внесли в жизнь пасеки свои коррективы. Семьи, которые взялись, было, срываться на такой нежный и духовитый мёд с боярышника и черноклёна, в одночасье пришли в ройку. Ну и, конечно, пчеловод, прошедший в своё время огни и воды в работе на пасеке у Михалыча, где увеличение поголовья проводилось как раз через ройку, встретил сию досадную неожиданность во всеоружии. Правда, пришлось снять со старых грушин несколько роёв, а в основном роевое настроение пчёлам пришлось сменить на умеренно-рабочее. Зароившиеся семьи я урезонивал так: отсаживал на нескольких сотах старую матку, а основную семью делил на пол-лёта. При этом снабжал непокорных племенными маточниками и матками.

 А это уже из раздела «очевидное и невероятное».

 На одну из своих племенных семей я сотворил налёт на матку. Кассировал её на молодую пчелу и разбил гнездо сушью с вощиной. Через несколько дней решил проверить результат. Семья от ройки не отбилась, висит на сотах, вот-вот встрепенётся и – до свидания! Тогда я решил обрезать на всякий случай матке крылья, ибо некогда мне возле неё сидеть – делал весеннюю прокачку. Пока то, да сё, через пару часов слышу гул. Это моя племенная семья поднимается в поднебесье. Врёшь, далеко не улетишь без матки-то! Гляжу, а она винтом и по над грушами воспарила. Странно. Стал осматривать пространство около улья, матка должна там копошиться в траве – нету! Стал осматривать близлежащие и лишь около третьего увидел матку. Ба! Как же без крыла она туда попала? Стал её ловить – матка сверхценная, само воплощение линии «казачки». И только я её схватил, как, вы не поверите, она вырывается из ладони и фьюить – своим ходом на одном крыле в кружащийся надо мной рой! Она в полёте была похожа на грузовой вертолёт- бомбардировщик. Такого я ещё не видал. Но больше всего я боялся её потерять. Мои глаза превратились в два лазерных луча. В этом бесконечном скоплении пчёл я видел только грузовой вертолёт, который тщетно пытался не подвести своё племя и набрать высоту. Уж слишком ценная была матка. Я снял пчеловодную маску и, подпрыгнув, накрыл её. Матка упала в траву. Я замер. Тут-то в траве, она и может затеряться. Ан, нет, что-то шевелится недалеко от улья. Это она. Ещё раз она оказалась у меня в руках. Я внимательно осмотрел подрезанное крыло. Ну да, половина крыла нету. Причём матка вдарилась в полёт ещё и не сократившись в размерах, как это, обычно, бывает с матками задумавшими уводить пчелу подальше от насиженных мест. Пришлось секануть ей крылья под самый корень. Она бухнулась недовольно на соты и зафитилила своим раздутым брюшком среди оставшихся в улье пчёл. Рой в мгновенье ока влетел в леток улья, где снова оказалась матка. Его как всосало пылесосом. Для меня стало понятно, что эта матка обладает несказанной мощью, которая заставляет подчиняться своих сородичей с «полуслова». И эта мощь сконцентрирована в её чудесном феромоне. С такими матками мы завоюем весь мир!

 

 Срезаю трутней и бросаю на крышки ульев. Там их бойко клюют воробьи. Воробьи полевые, а не домовые. Есть разница и в окраске и в поведении. Хотя эти два вида воробьёв похожи. Полевой воробушек он любит селиться в дуплах деревьев, а домовой - под крышами домов. Потом полевой воробей меньше размером и не такой нахальный, как домовой. У меня на пасеке в саду целые гнездилища полевых воробьёв. Целые выводки их пасутся между ульями. Ко мне почти привыкли, подпускают на расстоянии вытянутой руки. Интересно, что даже молодые воробушки знают разницу между трутнём и пчелой. Склёвывают зазевавшихся молодых трутней, а на пчёл – ноль внимания. Иной раз раздурятся, задерут хвосты, распустят крылья и давай друг перед другом права качать. Так и доходит до смертельных случаев. Пчёлы видят, что перед летком творится что-то непотребное и на всякий случай впускают им под клюв жало. Ужаленный воробей начинает куртыхаться, закатывать глаза и зевать. Как я их не отпаивал, всё тщетно. От пчелиного яда даже крупнорогатый скот погибает, не то чтоб воробей. А вот человек выдерживает десятки пчелиных ужалений и, говорят, это ему даже на пользу.

 

 

 

 

Дрозд – помощник

 

 

 Прохаживаясь по пасеке из одного и того же места, где у меня стоят отжившие свой век улья и громоздятся ещё не перетопленные старые соты, выскакивает дрозд. Он нехотя, как подросток цыплок, прячется в кустах или за дадановые корпуса, а потом, очевидно, опять занимает в этом месте свою диспозицию. Недавно я озадачился: чего ему надо? Что он караулит, на что охотится? Решил подсмотреть. Стал медленно подходить к этому месту и увидел дрозда. Он сидел около ошмётка старых сот и потрошил его своим клювом в надежде извлечь оттуда восковую моль. Ах ты, проказник, выследил, значит. Ведь я действительно вот уже неделю занимаюсь тем, что выхалущиваю червяков из сотов, которые специально оставил для засева моли. Вот уж никогда не думал, что буду этим заниматься! Как, впрочем, и ковырять пергу, и собирать подмор. Теперь очередь за восковой молью, ведь такие деньжищи стоит – страшно подумать! А дядя Миша такой, он не упустит своё. Так вот, значит, этот дрозд склевал пару червяков и стал теребить лежавшую рядом грушу. Поклевал её, что твоя курица, и смылся в кусты. Это у него был десерт. Так вот чем питаются наши дрозды, а я-то думал….

 Как всё интересно устроено. Несколько лет тому назад в саду на пасеке доминировали скворцы. Почти во всех дуплах были их гнёзда. Очень колготные и шумные птицы. Особенно, когда молодняк становится на крыло.

Потом их сменила стая полевых воробьёв. Они так же полезли во все дупла старых грушин и повели свои выводки вдоль по пасеки. Это был пир горой – столько вокруг трутней! Правда, иной раз молодой воробушек путал трутня с пчёлкой, за что жестоко расплачивался. А теперь вот дрозды. С самой весны я наслаждался их пением. И, кстати, певчий дрозд – это реальный конкурент соловью. Я даже записал его пение на диктофон – пригодится для создания музыкальных шедевров.

 

 

Анна Каренина

 

 Пришла пора эвакуировать пчелиные семьи, которые в июне были десантированы в Пустовский. Двухкорпусные улья мы пересаживали в семирамочные пакеты и грузили на тележку. Вопреки моим ожиданиям после откачки пчёлы успели наносить столько мёду, что в свободном ульевом пространстве оттянули языки. Пришлось языки отодрать и поместить в две глубокие тарелки. Как раз в одном из домов отдыхали знакомые – москвичи. Их мы языками и угостили. Мёд в Пустовском оказался необычным. Даже подсолнечный мёд перемешался с тамошними травами и приобрёл необычный вкус и ярко-лимонный цвет. Может оттого, что по меловым кручам запоздало цвёл белый донник.

 Возвращались в Шакин уже ночью.  Фары тут и там стали высвечивать стайки молодых людей, кучкующихся возле остановки и на лавках вблизи домов. Скоро будем сворачивать влево на грунтовую дорогу, изобилующую кочками и ухабами – надо ехать осторожнее, не дрова везём…

 Вдруг что-то рыжее метнулось под колёса уазика. За мерным гудением движка послышалось глухое «хруп!». Некоторое мгновение мы ехали молча.

 Не один раз я видел на дорогах раздавленных лис. На всём протяжении трассы над ней кружат хищные птицы. Раньше таких орлов в области не было. А теперь вот они патрулируют проезжую часть, как крылатые полицейские, уничтожая падаль. Раньше было много скопцов потому, что было много сусликов. Но ядохимикаты сделали своё дело, и суслики извелись, а с ними и скопцы. На арену вышли другие хищники, а с ними и другие нравы…

 

 

 

 

Пустельга

 

 

 Пустельга, он же сокол кобчик. У нас его почему-то называли скобцом. Называли, потому что этой птицы в наших краях уже нет. Пол крайней мере, я давно её не наблюдаю, а вот большие хищники, такие как орлы и подорлики появились. Фланируют над Ростовской трассой в поисках раздавленных машинами змей, барсуков, лис, кротов. А соколик-то всё на сусликов, да на мышей охотился. Сусликов сейчас днём с огнём не сыщешь, а мыши по норам попрятались.

 Помню, когда мне было лет двенадцать, и я отдыхал в деревне, я долгие часы проводил в поисках гнёзд скобцов. Бродил по посадкам и баракам, разыскивал гнёзда и караулил этих пернатых хищников. Однажды мне подфартило. Я нашёл гнездо с птенцами. Они были ещё совершенно голые слепыши. Примерно, через неделю я наведался в лесопосадку и вернулся домой с добычей. Теперь у меня был сокол, которого я намеревался приручить. Соколёнок представлял собой пушистый комок, из которого зло посверкивала пара жёлтых глаз. Он оказался пуглив, агрессивен и прожорлив. Я поместил его в летней кухне, создав ему оазис из соломы в углу на полу. Кормить из рук птенца не пришлось. Как только я дал ему свежее мясо из раковых шеек, он тут же его оприходовал. В общем, на отсутствие аппетита мой питомец не жаловался. Вскоре он зацвёл оперением и навсегда распрощался с желтизной в основании клюва. Теперь его домом стала крольчиная клетка в ряду других таких же клеток, набитых кроликами. У меня появилась обязанность ходить на рыбалку и выливать сусликов. Кобчик с таким же успехом растерзал и воробья, с удовольствием пожирал саранчу. С добычей он не церемонился. Воробьёв он начинал истреблять с того, что перекусывал им клюв. Грызунам перекусывал позвоночник. Клюв у него был как кусачки. Иногда я пробовал его брать в руки. После чего на моих ладонях оставались шрамы. Сокол не выносил резких движений, и было видно, что всё его нутро протестует против применяемого к нему «насилия». Но мало-помалу он, всё же, стал привыкать к поглаживаниям по «шёрстке» и постепенно его хватка ослаблялась. Так мы и дожили с ним до конца лета. Уж не знаю как мой выкормыш, а я к нему привык, и мысль о скором расставании угнетала меня. Я решил взять птицу в город. Сгондобил деревянную клетку и на зависть пассажирам поставил её у своих ног. К новым интерьерам Стронг, так назвал я пустельгу, отнёсся с высокомерным безразличием. Я вымел из серванта хрусталь и поместил своего друга за стекло. Но перед этим ему пришлось поучаствовать в одной заварушке. Наша кошка, а её звали Мурка, возомнила, что я привёз ей подарок, что-то навроде домашнего голубя. Избалованная и привыкшая всех умилять, она без экивоков кинулась к новой игрушке. Но соколик, проголодавшийся за время переезда, и также привыкший видеть перед собой игрушки в виде полудохлых грызунов, опередил Мурку и наскочил на неё быстрее, чем она могла бы себе представить. Он по заправски распустил крылья, открыл клюв и вдарил её спередка растопыренными когтями, словно кочет кочета. Поднялся страшный визг. Мурка не знала, бедная, куда и деться, металась по комнатам, а Стронг неумолимо преследовал её, недоумевая: «Ну и суслики пошли!» После они сумели преодолеть барьер недопонимания и оставили друг друга в покое. Стронг, если не сидел за стеклом серванта, размещался на своём наблюдательном пункте, на углу шифоньера и с интересом наблюдал за передвижением домочадцев. Но, если случалось так, что оба питомца были на свободе, а я приносил им лакомые куски, - в ход шли когти. Почему-то при виде еды у них сдавали нервы, и они устраивали потасовки, из которых Стронг всегда выходил победителем.

 Летом следующего года я понял бесперспективность нахождения вольной птицы в заточении. Просто я ставил себя на место пустельги, и мне становилось грустно. Ведь у него есть крылья, а летать в городе как? Он подпускал к себе человека и в принципе уже не ожидал от его рук погибельных действий. Что будет если он, свыкшись со своим положением, полетит и сядет кому-нибудь на плечо? Так уже один раз было в деревне. Но тогда мне его принесли, а сейчас не принесут.

 И я его выпустил на волю. Сердце обливалось кровью, когда Стронг стал нарезать надо мной круги. Кто знает, если бы он вдруг издал своё жалобное «пи-пи-пи-пи» и приземлился бы мне на плечо, может я бы и оставил его как друга навсегда с собой, вопреки нарастающему недовольству родителей. Но за время, проведённое в неволе, птица возмужала. Сокол почуял настоящую свободу, взвился и в мгновении ока исчез в голубом небе, которое с радостью приняло в своё бездонное лоно ещё одного своего преданного обитателя

 

 

 

 

Царевна-лягушка

 

 

 Этот случай я рассказывал многим своим друзьям. Может для кого-то он и покажется не очень впечатляющим, но именно он навёл на меня на кое-какие мысли, впрочем, которые тоже могут показаться для многих банальными.

 Я, как всегда, пришёл на рыбалку на своё насиженное место. Было утро. Забомбив, я стал вытаскивать рыбёшку, а вместе с ней и крупную рыбу. Крупняк я складывал в садок, а мелкоту выбрасывал. Чтобы не потерять драгоценное время, нужно было после заброски зерна как можно больше сделать забросы удочкой и та средненькая рыбка, которая попадалась на удочку, выбрасывалась поодаль, чтобы уже потом после интенсивных забросов определить её в садок. Вдруг моё внимание привлекла здоровенная жаба, выползшая из воды к моим ногам. Мне стало противно. Поскольку таких огромных жаб я никогда не видывал даже в кино. Я ещё раз на неё посмотрел и всё же решил её не трогать. «Что ей нужно»? – подумал я, - может это царевна лягушка?» Я опять увлёкся насадкой червяка на крючок.

Жаба подскочила и приземлилась в неестественной для жабы позе. Ого! Что бы это могло значить? Теперь вверх подпрыгнула краснопёрка размером около ладошки, валявшаяся в траве. Жаба повторила её движение. Скок! – краснопёрка явно хотела добраться до воды. Такой же «скок» повторила и жаба. Я уже не ловил рыбу, а наблюдал странный танец жабы и краснопёрки. Они танцевали друг напротив друга, причём жаба старалась, как бы, выпрыгнуть с краснопёркой одновременно, запаздывая лишь на доли секунды. Вдруг краснопёрка подпрыгнула одновременно с жабой, которая была от неё на дециметр, и, приземлившись, оказалась головой у неё во рту.

Жаба стала её медленно заглатывать. Но подводили размеры – краснопёрка была явно жабе не по зубам – вошла ей в рот только половина рыбы. И что же вы думаете, стала делать жаба? То, что она стала вытворять, меня шокировало. Она стала двумя передними лапами протискивать остальную часть рыбы себе в горловину! Она самоотверженно боролась с пойманной добычей, раздуваясь на глазах, и когда из её зева высовывался лишь хвостик, она кое-как доползла до воды и плюхнулась в тину. Вот тебе и царевна-лягушка. Но я не мешкал. Время было на исходе, и я стал вытаскивать одну рыбину за другой. Пока не обнаружил, что вокруг меня образовалось скопище змей. Они сновали около мелкой рыбёшки, пытаясь повторить подвиг жабы. Некоторые стали атаковать мой садок. Я, конечно же, шуганул их. Но они далеко не расползались. Стоило мне отвлечься, как около моих ног опять раздавалось шуршание и шипение. Вдруг в довершении необычного утра мне на удочку вспорхнул зимородок. Я замер. Такая пугливая птица и чуть ли не в трёх метрах от меня! Зимородок хитро косил на меня свои чёрные глаза-пуговки. Да как же мне тебя-то ещё прикажешь рыбой попотчевать? Я стоял и любовался яркой окраской птицы, пока поплавок не задёргался и не ушёл под воду. Резко дёргать мне не хотелось – боялся испугать редкого гостя. И я потащил, медленно потащил вверх. Зимородок не вспорхнул, а стал пригибаться, чтобы не соскользнуть с удила и когда уже я изобразил из неё перпендикуляр, ему ничего не оставалось делать, как взлететь.

 А потом было вот что - хотите, верьте, хотите нет. Теперь каждое утро на моём насиженном рыбном месте меня поджидали мои друзья: змеи, лягушка и зимородок. Зимородок, правда, предпочитал каждый раз пролетать мимо и лишь в редких случаях пытался оседлывать удочку.

 Однажды я пришёл как всегда с самого раннего утра на рыбалку. Что-то, думаю, не то - нет моих нахлебников. Странно, думаю, к чему бы?

 А вот к чему. В это утро я не поймал ни одной рыбки.

 

 

 

 

 

Сердце матери

 

 

 Наблюдать за поведением животных – моё любимое занятие. Когда я ещё не отчалил со своей пасекой в х. Шакин на позднюю гречиху, я был свидетелем одного эпизода, главными действующими лицами которого, были кошка с мышкой.

 Среди ульев постоянно несла дежурство кошка, привезённая знакомыми москвичами не известно для каких целей. Привезли и всё. Потом бросили её на произвол судьбы, а сами уехали – очевидно, так было задумано изначально гостями столицы. На природе эта городская кошара быстро освоилась и стала исправно ловить мышей, которые в свою очередь паслись около ульев, подбирая старых и больных пчёлок, восковые крышечки и зёрна пыльцы. И вот однажды я открыл старый лежак с рамками, чтобы пересадить в него пчёл. Из-под положка шмыгнула мышка. Кошка, которая бдила рядом, быстро кинулась  вдогонку. Но мышь успела улизнуть. Кошара вернулась и стала обнюхивать тряпьё поверх рамок. Я сдёрнул эти тряпки, и на землю упало мышиное гнездо, в котором копошились слепые розовые мышата. Не успел я и глазом моргнуть, как кошка к ним уже принюхивалась, жадно глотая слюни. Но, почему-то они ей не показались – груднички, как-никак. Она села рядом предпочитая всё же не упускать добычу. В это время показалась мышка, которая наблюдала за крушением родового гнезда и за незавидной судьбой своего выводка. Она беспокойно забегала кругами вокруг кошки. Смертельная угроза нависла над её потомством. Та, не долго думая, бросилась на неё, но упустила – мама-мышь исчезла в куче сухих веток. Кошка заняла свою прежнюю позицию возле мышат. И стала выжидать. Ждать ей пришлось не долго. Мышь опять появилась из кучи сухих листьев и принялась беспокойно бегать вокруг своих слепых детёнышей. На этот раз кошка сделала вид, что не замечает мышь. Даже привалилась на бок, дескать, поспать не мешало бы. Но было видно, как она силой своей кошиной воли, сдерживает в себе инстинкты охотницы. Её тело подрагивало и делало едва уловимые движения подготовки к прыжку. Но мышь и на этот раз успела улизнуть, хоть и оказалась почти на волоске от гибели. Тогда эта кошара пошла на неслыханную хитрость. Она подошла к мышатам и стала поочерёдно брать их зубами, имитируя пожирание. Мышь тут же выскочила из укрытия и подбежала просто на недопустимое расстояние к своему заклятому врагу. Она в отчаяние заметалась около зубастого монстра, чтобы принять удар на себя. Та выпустила мышонка и тут же схватила маму-мышку.

 Признаться, я не ожидал такого коварства от москвички. Сожрав мышь, она покончила и с её детёнышами. Неужели кошка смогла оценить ситуацию и использовала мышат в качестве приманки?

 

 

 

 

 

Необычное в обычном

 

 

 Михалыч уехал из Шакин ещё весной – обиделся на местную пчеловодную мафию - пчёл воруют. Обосновался от Кумылженской за семь км в х. Чуйносов у известного ботаника Сергея. Сергей изучает флору Кумылженского района. Курирует его работу профессор из Питера. Несколько дней тому назад Михалыч приехал в гости с Сергеем ко мне в Шакин. Разговор получился на удивление насыщенным и интересным. Во первых Сергей не поверил, что в нашем сосняке растёт иван-чай. Пришлось совершить небольшую экскурсию, в результате которой ботаник вырвал с корнем растение в качестве вещественного доказательства. Вообще, говорил Сергей, в Кумылженском районе много растений занесённых в Красную книгу всероссийского значения. Кумылженский район расположен на стыках нескольких климатических зон. Я ему показал на невзрачную травку с мелкими белыми соцветиями и открыл тайну: на самом деле это очень крутой и продолжительный медонос – мёд похож на вкус мятной конфеты. А сама травка… так, сорняк какой-то, растёт повсеместно и его везде полно. Сергей осмотрел травку, но название её он не знал – опять попал впросак. Сорвал и её для заключительного анализа.

 

 А между прочим, не далее как сегодня, я узнал таки название этого медоноса. И сказала мне про него никто иная как Нина, про которую я писал в одной из своих рассылок. Когда мы с Николаем стояли в Берёзовском, Нина и Игорь стояли от нас недалеко. Это очень опрятные и знающие пчеловоды, с которых нужно брать пример. И вот она-то мне и поведала, что это растение называется илисиум. Неправда ли, довольно солидное и, я бы сказал, даже элитное название для сорняка?

 У каждой семьи есть свой характер плюс психотип. Свой расцвет и закат на древе жизни. А также комплекс специфических реакций на изменение окружающей среды. Вот взять семью, от которой я в прошлом году понаделал львиную долю отводков. В большинстве своём эти семьи хорошо перезимовали и ускоренно развивались с самой весны. Сама племенная семья также пошла в рост и подала первые признаки на ройку. После проведённых мероприятий я сделал от неё несколько отводков и семья отбилась от ройки. Но рано я радовался. Она меня обхитрила. Оттягивая вощину и собирая мёд, она продолжала думать о том, как бы ей слететь с насиженного места. И в один прекрасный день я лишь увидел, как громадный рой срывается с кроны дерева и несётся в направлении к лесу. Как он умудрился незаметно выйти и отсидеться в течение нескольких часов, пребывая незамеченным, мне не понятно. Очевидно тогда, когда я уходил на обед. Да, это умная семья. А в природе, как говорится, ум и сила всегда в почёте. Хорошо, что с неё я успел понаделать отводки. А вот семейка, от которой с самой весны я не видел ничего хорошего кроме гнильца. Ни силы, ни работы. Зачем я её стал лечить – сам не пойму. В середине июля, будто семью подменили: появилась побелка и плотный расплод. А в середине августа я не переставал откачивать от неё тяжеленные рамки подсолнечного мёда. А Михалыч, если весной попадается ему такая семья, он тут же меняет матку.… Была у меня семья, которая стояла в самой тени и с весны у неё пропала матка. Осталась небольшая горстка пчёл. У меня на пасеке были семейки, можно сказать, не перезимовавшие. В апреле месяце от них оставалось по десять пчёл и по полматки. И вот открываю я такую семью и вижу на соте околевших пчёл и еле живую матку. Не долго думая, я её хватаю и бросаю в горсть, которая доживает свой век в тени. В середине августа эта горсть превратилась в лежак набитый мёдом и пчёлами. А по всем канонам я такой матке не должен был бы дать шанса на дальнейшее существование.… В общем, в этом году мне пришлось, исходя из собственного опыта, пересмотреть свои спартанские принципы в отношение отбора пчёл. Никогда не знаешь, где найдёшь, а где потеряешь. Но бывают, конечно, и прямо противоположные результаты. Семья выходит из зимы в отличном состоянии. Потом вдруг начинает квилиться, капризничать. Начинает гнать трутней, забивает соты пергой: и роем не идёт, и мёд не несёт. Потом сокращается, а под конец медосбора вдруг словно отходит от спячки и начинает гнать расплод будто на дворе весна.

 У каждой семьи свои циклы взлётов и падений, свои приёмы борьбы за существование. Следующую рассылку я посвящу необычному поведению пчёл, которое мне довелось наблюдать в течение своей пчеловодной практики, а также буду передавать рассказы других пчеловодов о таком поведении.

 Рассказ первый и он не совсем о пчёлах.

 Я ночую в будке. Как только начинает светать, в окна, крышу и стены будки начинают долбить синички. Уж они и порхают, и царапаются своими коготками, и долбят своими клювиками в трещинки и дырочки между жестью, а главное пересвистываются, как будто над ухом. Короче, прощай сладкий утренний сон. За будкой у меня стоит старый лежак. Недавно он мне понадобился в качестве опорного материала, при помощи которого мне нужно было залезть на крышу своего пчеловодного бунгало. После работы что-то мне подсказало открыть крышку лежака. На дне лежака размещались пять синичьих гнёзд, в некоторых из них лежали яички. Пришлось водворить лежак на место, а самому набраться терпенья. Как зимой и не наносят синицы вред зимующим на улице пчёлам, а разорять птичьи гнёзда… нет, до этого я ещё не дошёл.

 

 

Chicken кот

 

 Это из серии «Невероятно, но факт». Как-то по телевизору была передача про грудных детей, которые в силу обстоятельств попали на воспитание к животным. Прикол был в том, что впоследствии эти человеческие детёныши перенимали ужимки и прыжки своих четвероногих родителей. Моим вниманием завладел некий мальчик по прозвищу чикен бой (мальчик-цыплёнок). Он воспитывался в курятнике и, как следствие такого воспитания, перенял все поведенческие характеристики этих домашних птиц. Это было необычное зрелище. Он сидел на жердочке и вертел головой, съёживался, встряхивал «крыльями», ну и так далее. Я, что говорится, остался под впечатлением. Однажды, когда я торговал на рынке мёдом, я наблюдал женщину, которая подходила к прилавкам и приценивалась к пчеловодной продукции. И которая, между разговорами с продавцами, точно так же как и чикен бой, вытягивала шею и запрокидывала голову набок, будто цапля, пытающаяся почесаться от блох. «Женщина-цапля, - подумал я тогда. - И ведь ни один психотерапевт не смог её вылечить. Что же ей пришлось пережить в детстве?» Очевидно биополе птиц с таким же успехом липнет к неокрепшему полю ребёнка или в отсутствии защитного поля матери.

  Но то, что я наблюдал в этом году на пасеке, не лезет ни в какие «умозрительные ворота». Пасека моя стоит на подворье в защищённом месте, в глубине сада. Среди многочисленных обитателей подворья, а это -  собаки, козы, овцы, куры, хорьки, ласки, мыши, крысы, - имеются, конечно же, и кошки. Их три. Кошки так себе, без каких-либо выдающихся способностей в ловле мышей и крыс. Весь их кошачий ум сконцентрирован в основном на продолжении потомства, и на том, чтобы самым доступным образом его прокормить, без напряга. Выцыганить у хозяев плошку молока, да каких-нибудь мясных объедков, которые предназначаются, главным образом, для собак. Среди этих кошек есть один кошак, которого следовало бы определить, исходя из его неадекватного поведения, в кошачью психбольницу (если бы таковая имела место быть). Во-первых: он вёл себя как совершенно дикий кот – чурался людей. Но в то же время постоянно около них крутился, жалобно мяукал, взывая к их милосердию, в общем, обращал на себя внимание. К кошкам он не подходил, как, впрочем, и они к нему. А ещё у него была одна идиотская манера, которая просто выводила меня из себя. Периодически он прятался в загущенном вишняке рядом с моей пасекой и дико орал, будто ему наступили на хвост. Я ничего не мог понять. Думал, что его задирает соседский кот. Хотел, было, вступиться за бедолагу. Стал пробираться к нему через загущенную поросль вишни. Но котишка в страхе отдалялся от меня, продолжая всё так же орать. На том месте, где он сидел, я обнаружил тайное гнездилище, в которое загулявшиеся куры взяли привычку скидывать яйца. Наконец я просёк, что ему ничего не угрожает, и запустил в него комом земли, чтоб хотя бы орал по делу. Странный ор продолжался каждый день примерно в одно и то же время. Я уж грешным делом подумал, а не подранили ли его лисы или хорьки, не заболевает ли он какой-нибудь жестокой кошачьей болезнью? По-видимому, мои опасенья были напрасными – жрал этот кот отменно, причём, опять же, жрал украдкой, будто именно ему злые хозяева поесть-то как раз и не давали. В общем, этот кот очень сильно раздражал меня своим «некошачьим» поведением.

 Я выхожу осматривать свои пчелиные владенья рано утром тогда, когда хозяева подворья выпускают с базов живность. Куры, ведомые петухами, обычно летят, как оглашенные ко мне на пасеку, чтобы успеть склевать завалявшегося под ульем трутня или вырезанный трутнёвый расплод. В этот раз я обратил внимание, что вместе с куриной ватагой несётся этот вражина – пятнистый кот. Я стал наблюдать. Петухи первым делом начинают лезть из перьев вон, чтобы доказать свою петушиною состоятельность: тут они перед курами и землю рыхлят, и ножкой о крыло бьют, выказывая какой-нибудь курочке свою особую приверженность, и, по-хозяйски расставив ноги на ширину плеч, зорко осматривают владения – нет ли какого подвоха, не прячется ли в кустах злодей? Задиристо покрикивают друг на друга, мол, куда прёшь, не видишь я здесь? Ну и конечно, всхлопывая крыльями, голосят во всю свою петушиную глотку, стараясь перекричать соседских петухов. Ну, это всё понятно, куры есть куры, но что среди них делает кот? А кот, словно курица, вертится вокруг петуха, выгнув спину и задрав хвост трубой. Крутится возле кур, рыхлящих землю, только что сам её не рыхлит. И.… Чтобы вы думали? Мой котишко умильно мурчит, будто испытывает неописуемое блаженство, будто бы его нежно гладят вдоль по шёрстке. И что самое интересное, ни петух, ни куры не обращают на кота ни малейшего внимания, будто в сантиметре от них не представитель кошачьих, а такая же курица, как и они. Куриная орда постепенно углублялась в сад. Кот продвигался вместе с ними, продолжая демонстрировать приветливую заинтересованность во всём, что делают куры, но на какой-то свой кошачий манер. Не мог же он своим носом рыть землю и вытаскивать из неё червяков. В середине дня куры начали нестись в вишняке и закудахтали. Вместе с ними заголосил и чикин кот. Оказывается, как только он обнаруживал под какой-нибудь корягой снесённое яйцо, он начинал истошно орать, чем доводил хозяев, в том числе и меня до белого каления. Но как представитель кошачьего племени вдруг стал носителем куриных рефлексов? Очевидно, кошка окотила его в хлеву, где жили куры. Там и проходило его нелёгкое кошачье детство. В результате мы наблюдаем то, что наблюдаем. На самом деле это явление похоже на явление электромагнитной индукции и степень его распространения в природе заставляет подчас глубоко задуматься о взаимозависимости контактирующих в природе особей. 

 

 

 Недавно один китайский учёный додумался улавливать вибрации утиной спермы и направлять их на куриные яйца. В результате вывелись цыплята с ярко выраженными утиными признаками. Учёный пошёл дальше и ауру проросших кукурузных зёрен стал проецировать на пшеницу. В результате появился на свет не то, чтобы полноценный пшеничный колос…

 Если на воспитание кавказянки подложить яички пчёл карпатской породы, то выведутся, несомненно, карпатянки, но с поведенческими признаками южанок.

 Можно проводить такие эксперименты до бесконечности, но их проводит уже сама природа, когда в результате межпородного скрещивания на свет появляются такие гибриды, работать с которыми одно «удовольствие». И пчеловоду ничего не остаётся делать, как заниматься массовой селекцией, -  это когда упорным трудом поддерживаешь на пасеке этологические (поведенческие) признаки, ежегодно выбираешь племя на глаз, из лучших лучшие, в противном случае мёда на пасеке будет всё меньше и меньше, а работы всё больше и больше.